28 июля 1983 года на заседании Политбюро председатель Госплана Николай Байбаков и министр финансов Василий Гарбузов нарисовали тревожную картину положения в экономике. В стране нарастало глухое раздражение. Некоторые продукты исчезли вовсе. В городах вводили талоны на мясо и масло. Экономика возвращалась к средневековому прямому обмену товарами и услугами.
Андропов непонимающе жаловался председателю Совета министров России Виталию Воротникову:
— Почему нет носков, полотенец? Почему в ЦК идут простейшие просьбы — до гуталина и зубных щеток? Все просят, ноют, уповают на центр.
«Поезжай в Вашингтон!»
2 сентября — уже без Андропова — собрали Политбюро. Вел заседание второй человек в партии (и будущий генсек) Константин Устинович Черненко. Из-за погибшего «Боинга» разразился международный скандал. «Мы были поставлены перед фактом, — записал в дневнике после Политбюро Виталий Воротников. — Кто принимал решение? Знал ли генсек? Это так и осталось неясным».
Не желали ни признавать, что самолет сбит, ни выражать сожаление. Министр обороны Дмитрий Федорович Устинов был уверен: «Никто ничего не докажет». Первый заместитель министра иностранных дел Георгий Корниенко позвонил Андропову и пытался объяснить хозяину страны, что попытка все скрыть неразумна. Генсек объяснил, что «Дмитрий категорически возражает». Все же по другому телефону соединился с министром обороны. Дмитрий Федорович обругал Корниенко и посоветовал Андропову ни о чем не беспокоиться. Все, что выдавил из себя Юрий Владимирович, было вялым пожеланием:
— Вы там, в Политбюро, все-таки еще посоветуйтесь, взвесьте все.
Сначала советское руководство вовсе отрицало, что самолет был сбит. Но в США записали разговор пилота истребителя с наземным командным пунктом: летчик получил приказ сбить самолет и доложил об исполнении приказа. Тогда в Москве сообщили, что по самолету стреляли, но не попали. И только с третьего раза, через неделю, в заявлении от 6 сентября, признали, что самолет был сбит, и выразили сожаление «по поводу гибели ни в чем не повинных людей».
Но было поздно. Мир возмущался не только тем, что погибли невинные люди, но и беспардонным враньем. Ущерб для репутации страны был огромным.
8 сентября Политбюро — по-прежнему без отдыхающего в Крыму Андропова — вновь обсуждало вопрос о сбитом «Боинге-747».
— Хочу заверить Политбюро, — сказал Устинов, — что наши летчики действовали в полном соответствии с требованиями военного долга, и все, что изложено в представленной записке, — истинная правда. Наши действия были абсолютно правильными, поскольку южнокорейский самолет американского производства углубился на нашу территорию до 500 километров. Отличить этот самолет по контурам от разведывательного чрезвычайно трудно. У военных летчиков есть запрет стрелять по пассажирским самолетам. Но в данном случае их действия были вполне оправданны... Вопрос в том, как лучше сообщить о наших выстрелах...
Какой сделали вывод? Дать отпор западным «инсинуациям». Политбюро образовало комиссию по координации внешнеполитической пропаганды и контрпропаганды. Договорились раз в месяц собирать в ЦК руководителей средств массовой информации и политических обозревателей «для их ориентировки по оперативным вопросам». Потребовали активизировать работу советов по внешнеполитической пропаганде при советских посольствах. В отделах пропаганды и внешнеполитической пропаганды ЦК образовали секторы контрпропагандистской работы...
Советский посол в Соединенных Штатах Анатолий Добрынин как раз прилетел домой в отпуск. Тоже отдыхал в Крыму. Его вызвал Андропов:
— Поезжай без промедления обратно в Вашингтон и постарайся сделать все возможное, чтобы потихоньку приглушить этот совершенно не нужный нам конфликт. Наши военные допустили колоссальную глупость, когда сбили этот самолет. Теперь нам, видимо, долго придется расхлебывать эту оплошность.
Андропов, по словам Добрынина, был зол на «тупоголовых генералов, совсем не думающих о большой политике и поставивших наши отношения с Соединенными Штатами на грань полного разрыва». О смерти невинных людей он не говорил. Считал, что полет «Боинга» — провокация американских спецслужб, но самолет надо было не сбивать, а заставить сесть на один из советских аэродромов.
Полная мобилизация экономики
Президент США Рональд Рейган обвинил советское руководство в массовом убийстве «269 невинных мужчин, женщин и детей. Это преступление против человечности». Западу ответили полной мобилизацией сил в военной сфере. А гонка вооружений и без того достигла невероятных масштабов. За несколько лет до трагедии с «Боингом» в Советском Союзе на вооружение приняли мобильный ракетный комплекс средней дальности «Пионер» (СС-20). Европейские державы не понимали: зачем Москве новые ракеты? Не намерен ли Советский Союз нанести превентивный удар по военным объектам НАТО, разрушить порты и аэродромы, чтобы не позволить американской армии прийти европейцам на помощь, и после этого захватить весь континент?
«Пионеры» напугали и сплотили Западную Европу. Впервые с послевоенных времен против Советского Союза объединились лидеры Франции, Англии и Западной Германии. Они развернули 464 новые крылатые ракеты наземного базирования «Томагавк» и 108 модернизированных ракет «Першинг-2».
Министр обороны Устинов мрачно объяснил на Политбюро: подлетное время «Першинга» — меньше 6 минут. Советское руководство даже не успеет укрыться в бункере. А нашим баллистическим ракетам лететь до Соединенных Штатов значительно дольше. Если вообще будет кому отдать приказ... Получилось, что установка «Пионеров» не только не укрепила безопасность нашей страны, как обещали военные, но, напротив, подорвала ее.
Тем временем в США объявили еще и о намерении создать систему противоракетной обороны. Чем ответить? Политбюро образовало спецкомиссию. «В нее была включена вся элита нашей науки, — вспоминал генерал Валентин Варенников, в ту пору начальник Главного оперативного управления Генштаба. — Председателем был назначен академик Велихов, а я — заместителем председателя. Эта комиссия была вывезена за город, и в течение нескольких дней, заседая в бункере, мы наконец выработали стратегически правильную линию для нашего государства».
Предусматривалась полная мобилизация всех возможностей экономики. Прежде всего военные требовали увеличить количество ракет и боеголовок, чтобы никакая система противоракетной обороны с ними не справилась. Устинов предложил Андропову развернуть ракеты средней дальности поближе к США, на Чукотке. Правда, в радиусе поражения был только один штат — Аляска. Но конструкторы обещали, переделав головную часть и установив одну боеголовку вместо трех, увеличить дальность полета. Тогда ракета с ядерным грузом могла обрушиться уже на Сан-Франциско.
Приступили к созданию нового мобильного ракетного комплекса «Скорость», который собирались установить поближе к границам западных держав. Задача — уничтожить стартовые позиции американских ракет раньше, чем они взлетят.
Ракетные подводные крейсеры стратегического назначения несли боевое дежурство максимально близко к территории Соединенных Штатов.
Сколько все это стоит — в ту пору никто не считал.
Почему так дорого?
«По глубине милитаризации, — пишет Валентин Фалин, бывший секретарь ЦК КПСС, — советская экономика не знала равных среди крупных стран. Я при каждом удобном и неудобном случае повторял, что мы ведем гонку вооружений не против Соединенных Штатов, а против самих себя... Танк — минус сельская школа, бомбардировщик — непостроенный госпиталь, стратегический ракетный комплекс — потерянный университет, подводная лодка „Тайфун“ — годовая жилищная программа Москвы».
Контр-адмирал Игорь Петренко, профессор кафедры оперативного искусства военно-морского флота Военной академии Генштаба, объяснил в «Красной Звезде» на одном примере, почему вооружения обходились стране так дорого:
«Появились многочисленные типы, варианты, проекты оружия, не совместимые друг с другом и с тяжелейшей системой их технического обеспечения. СССР имел 28 типов противокорабельных ракет, США — 2 типа; СССР — 14 зенитных комплексов, США — 5, при этом три из них использовали одну и ту же модернизируемую зенитную ракету».
Профессор Юрий Соломонов, один из создателей ракетной техники («Пионер» и «Тополь»), писал, что существовало такое количество разработчиков и производителей оружия, что это стало самоедством: «Ситуация, когда на ракетных заводах за год рождалось по 100 и более ракетных комплексов, кроме как нонсенсом не назовешь. Ресурсы страны были небезграничны».
Заметим: систему противоракетной обороны американцы не создали. Советские руководители растратили огромные деньги, невосстановимые природные ресурсы и человеческий потенциал, готовя ответ на то, что так и не появилось.
«Перестройка неизбежна»
«Наша экономика, — вспоминал председатель Госплана Николай Байбаков, — напоминала „тришкин кафтан“: чтобы залатать дыру в одном месте, надо было отрывать кусочек в другом. Неприкасаемыми остались только огромные расходы на оборону».
СССР производил в 5 раз больше тракторов и в 16 раз больше зерноуборочных комбайнов, чем США. И при этом покупал американское зерно. Пик закупок пришелся на последний догорбачевский год — 1984-й: приобрели у Америки и Канады 26,8 миллиона тонн.
Советский Союз выплавлял стали на 80 процентов больше, чем Америка, цемента выпускал на 78 процентов больше, нефти добывал на 42 процента больше. В прежние времена СССР считался бы экономическим гигантом. Но в середине 80-х Запад жил в постиндустриальном мире, где микрочипы важнее выплавки чугуна, а сбережение минеральных ресурсов — более важная задача, чем их добыча.
Имели значение и санкции: Соединенные Штаты запретили продавать Советскому Союзу электронику, компьютеры, газовое и нефтяное оборудование. Первыми это ощутили военные: СССР отставал в создании систем наведения ракет, быстродействующих компьютеров, высокоточного оружия, средств обнаружении подводных лодок, технологии создания невидимых для радаров самолетов.
«В Америке наступает фашизм»
Чем больше вооружалась страна, тем в меньшей безопасности ощущали себя люди. 9 мая 1984 года начальник Генерального штаба маршал Николай Огарков заявил: «Фашистские недобитки и реакционные империалистические силы ведут дело к реальной подготовке новой мировой войны».
— Это фашизм, — вторил маршалу министр иностранных дел Андрей Громыко, — в Америке наступает фашизм...
Второй секретарь Пензенского обкома Георг Васильевич Мясников записал в дневнике: «В государстве все летит к чертовой матери: перебои с топливом, недостаток энергии, сбои по металлу, развалился транспорт... Не клеится ни с промышленностью, ни с селом, валится энергетический баланс, проваливается продовольственная программа, на краю краха денежное обращение».
В дневнике видного партийного работника пометки о том, какое убожество и грязь на улицах и в магазинах, как тяжело живут люди без нормального жилья и что придется перейти на продажу масла по талонам: «Решение тяжелое, но неизбежное в нынешней обстановке, накаленной всякими нехватками... Перестройка неизбежна, но едва ли она произойдет сверху без чрезвычайных обстоятельств».
Андропов уже не мог ходить. Председатель КГБ Виктор Чебриков, понимая, что на ноябрьские праздники генсек не сможет подняться на трибуну мавзолея, предложил: «В период проведения партийно-политических мероприятий на Красной площади выход из Кремля к Мавзолею В.И. Ленина осуществляется по лестнице в Сенатской башне. Разница в уровнях тротуара в Кремле и у Мавзолея В.И. Ленина более 3,5 метра. Считали бы целесообразным вместо существующей лестницы смонтировать в Сенатской башне эскалатор». Решение было принято Политбюро. Но Андропову эскалатор уже не понадобился: он совсем слег. 16 декабря 1983 года посла Гриневского привезли в ЦКБ: «Сгорбленный человек с лохмами седых волос. Сначала я даже не понял, кто это... Андропов очень сильно изменился — еще больше похудел, осунулся и как-то сник... Я видел умирающего генерального секретаря».
Безнадежно больной Юрий Андропов говорил:
— Наша экономика в плачевном состоянии, ей нужно придать ускорение, но наши руки связаны афганской войной. Нам не удалось помешать размещению их ракет в Европе. Тут нужно честно сказать: мы проиграли.
* * *
Лишь одно последствие гибели южнокорейского самолета можно считать «позитивным». Систему глобального позиционирования американцы создали на основе 24 спутников, которые вращаются вокруг Земли на высоте 19 тысяч километров. Первый спутник запустили еще в 1978 году. Система глобального позиционирования — крупнейшее изобретение в навигации после изобретения компаса: спутники определяют наше местонахождение на планете с точностью в несколько метров.
После того как был сбит южнокорейский самолет, случайно попавший в советское воздушное пространство, президент Рональд Рейган принял решение разрешить использовать систему глобального позиционирования для невоенных целей. Миллионы людей — от капитанов морских судов до мотоциклистов — могут ею пользоваться.
Статья из архива exrus.eu за 2000-2022 г.г.
Оставить комментарий