Семейное насилие как производная экономики

Уровень семейного насилия в России, по разным оценкам, или высокий — или запредельный. Если согласиться с цифрой в 14000 женщин, ежегодно погибающих в бытовых конфликтах, получается, что в семьях убивают каждые 40 минут. Ужасающая статистика, даже если уменьшить оценку в разы.

Но и русские мужики не задерживаются на этом свете. В трудоспособном возрасте смертность мужчин в России в 2,75 раза выше, чем смертность женщин. Какие там «десять девчонок на девять ребят»! Есть регионы, где на мужчину приходится по две женщины. В Москве на двоих мужчин — три женщины.

Вам не кажется, что и мужская сверхсмертность в России как-то связана с тем высочайшим уровнем насилия, от которого страдают женщины?

Говорят, что причина домашнего насилия — в кризисе той модели семьи, где мужчина был хозяином, а женщина ждала дома. И даже если ей хотелось уйти от мужа, идти было некуда, кроме как на панель, в той или иной форме. Профессиональный мир был миром мужчин. Женщинам доставались рабочие места, но очень так себе. Не прожить, если эти места не были в индустрии развлечений, опять же, для мужчин.

Сейчас все не так, потому что женщина тоже работает и не хочет, и не должна, и не будет мириться с мужской диктатурой (и правильно делает). Вот бывший начальник семьи и пытается поднять упавший авторитет, добиваясь этого тяжелыми предметами. Но редко бывает так, чтобы мужчина расправился со спутницей во время первой же ссоры. Почему женщины, оставаясь рядом с таким мужчиной, соглашаются терпеть и рисковать? Значит, для рискованного поведения женщины имеют основания. Достаточные, чтобы эти основания перевешивали риски, включая риск преждевременной смерти. Любовь? Возможно. Или некуда уходить. Нет денег, чтобы жить отдельно. И это более вероятно.

Но почему насилие терпят те, кому уходить есть куда? Мало ли мы знаем историй о звездных женах, страдающих от рукоприкладства спутников? У них-то деньги должны быть, хотя бы на съемную квартиру. Все гораздо хуже, скажет экономическая теория. 30% разница в доходах мужчин и женщин, существующая в России, нависает над семейными узами как нож гильотины. Никто не предоставляет женщине 30% скидку на расходы, которые ничуть не меньше мужских. Эти деньги она должна где-то взять. Точнее, их должен дать мужчина.

С точки зрения экономики, в постиндустриальной семье с работающими супругами суть «финансового вклада» мужчины в семейное благополучие радикально изменилась. В «традиционной семье» деньги, которые муж отдавал жене-домохозяйке, были именно платой за работу по обеспечению его собственного быта. А сейчас все, что мужчина может дать своей женщине — это «компенсация». Премия. За сам факт, что она остается с ним, здесь и сейчас, жертвуя возможностями по выбору более привлекательного или обеспеченного партнера, или возможностями по развитию собственной карьеры. Ценность такого предложения со стороны женщины нелегко оценить. А там, где партнеры не согласны в оценке активов, начинаются конфликты.

Чем более женщина привлекательна, чем более успешна, чем больше имеет возможностей «устроить» свою жизнь — тем выше планка ее требований к мужчине. И планка постоянно повышается, а вот способность мужчин удовлетворять эти требования за ней не успевает. Много ли вы лично знаете семей, где преуспевающая женщина выбрала бы неуспешного мужчину? Только не надо рассказывать про деловые успехи министерских жен. Впрочем, преуспевшая женщина в теории может позволить себе выбрать мужчину по сердцу. Но женщина, которая только надеется преуспеть, часто будет требовать от мужчины не только сердце, но и кошелек. И не упрекнешь — жизнь такая.

Что делать мужчине? Работать больше — заработать ранний инфаркт. Махать кулаками — заработать долгий срок. Искать другую женщину — не факт, что это удастся. Когда женщина говорит «нет мужчин» — это значит, что мужчин много, но рядом нет того, кто соответствовал бы ее требованиям. Когда мужчина не может найти себе спутницу, это значит, что рядом нет женщины, которую устроил бы уровень предлагаемой им компенсации — во всех смыслах.

Полвека назад нобелевский лауреат Гэри Бэкер дал объяснение волне разводов, захлестнувшей американские семьи. Уровень насилия тоже подскочил. Просто женщины пошли на работу, сказал экономист, и теперь у них хватает денег, чтобы не цепляться за остывший и опостылевший семейный очаг. Подождем. Пусть все разведутся и сойдутся снова — только сделают это уже не на почве зависимости от карьерных успехов мужа и кулинарных достижений жены, а на фундаменте общих интересов и объединения семейных доходов. Бэкер оказался прав — как только финансовый вопрос совсем перестал портить отношения в семье, так эпидемия разводов (и семейного насилия) в США пошла на спад.

Так что лучшее средство от семейного насилия — это деньги в руки. Когда женские финансовые и карьерные перспективы будут действительно равны мужским, так и число жен, пострадавших от мужей, будет сокращаться. Правда, количество мужских инфарктов будет расти — потому что успешные женщины заставят своих мужчин работать больше.

Автор: Дмитрий Прокофьев, экономист, для «Новой газеты»

https://novayagazeta.ru/articles/2019/11/30/82938-bezzhalostnye-lyudi

***

Комментарий: О последствиях принятия закона о профилактике домашнего насилия

Сегодня положения уголовного законодательства в полной мере охватывают все случаи противоправных деяний, которые могут совершаться в том числе и в отношении близких людей. Самое главное, вывести домашнее насилие из латентной, скрытой зоны. И 90% здесь должна сделать профилактика. А законодатели тех российских регионов, которые считают необходимым предусмотреть специальные меры противодействия этому явлению, имеют возможность предложить свои, региональные законодательные акты в этой сфере.

Сегодня, когда агитация и пропаганда необходимости принятия в нашей стране закона о профилактике домашнего насилия достигла своего апогея, хотелось бы предметно поговорить о нескольких вещах.

Во-первых, о последствиях его принятия.

Не нужно быть суперталантливым аналитиком, чтобы просчитать, что вступление в силу положений такого закона приведет к тому, что люди совершенно однозначно будут реже вступать в законный брак, да и в целом решаться на совместное проживание. Причины тоже понятны: когда любой конфликт двух людей может быть использован одной из сторон как рычаг давления, как рычаг привлечения к ответственности, как рычаг общественного осуждения, человек совершенно точно предпочтет свободные и ни к чему не обязывающие отношения. Подобная ситуация совершенно логично приведет только к одному: снижению рождаемости. Я думаю, что с этим тезисом поспорить трудно, он очевиден и лежит на поверхности.

В то же время в положениях послания президента Федеральному собранию на 2019 год значительное внимание было уделено вопросам рождаемости, поддержки семей. Глава государства отметил, что «для нашего общества, для многонационального народа именно семья, рождение детей, продолжение рода, уважение к старшим поколениям были и остаются мощным нравственным каркасом. Мы делали и будем делать всё для укрепления семейных ценностей. Это вопрос нашего будущего. Общая задача для государства, для гражданского общества, для религиозных организаций, политических партий и средств массовой информации… Россия вошла сейчас в очень сложный демографический период. Рождаемость, как вы знаете, снижается». Была поставлена и задача — «на рубеже 2023−2024 годов добиться возобновления естественного прироста населения».

А глава РПЦ патриарх Кирилл в своей речи на Всемирном русском народном соборе 18 октября 2019 года отметил: «Неблагополучная демографическая обстановка сдерживает экономический рост России. Угрожает социальным гарантиям старшего поколения, а в случае дальнейшего ухудшения чревата утратой территорий и распадом государства. И это не страшилка».

Таким образом, принятие закона приведет к тому, что поставленные президентом задачи не будут выполнены. Более того, это создаст прямые предпосылки для того, что тезис, озвученный патриархом, может быть реализован на практике.

Во-вторых. Россия сегодня является страной, где проживают люди различных национальностей с различными историческими и культурными традициями. И те положения, которые могут быть приемлемы для монокультурных стран, у нас не смогут быть реализованы или вызовут резкое неприятие и даже отторжение со стороны целых регионов.

Я не представляю себе, как этот закон может заработать на Кавказе и в южных регионах России. Однако могу дать сто процентов, что желающие помониторить практику его применения представители зарубежных правозащитных организаций, да и российских НКО, поедут именно туда. И будут расшатывать ситуацию там. Всё это приведет к обострению ситуации в данных регионах, повышению градуса неприятия федерального центра, принимающего такие законы.

В третьих. Говоря только об одном виде насилия — семейном, мы невольно отодвигаем на второй план, нивелируем, делаем второстепенными иные проявления этого опаснейшего для общества явления. Есть много иных проявлений насилия, которые носят не менее, если не более, опасный и вредный для общества характер. А кто будет бороться с ними?

Ведь совсем не обязательно, что речь идет о том, что отдельные люди звереют, только переступив порог своего дома. Сегодня градус насилия и готовность его совершить, к сожалению, не снижаются в целом. И склонный к насилию человек будет проявлять его и в другой обстановке, с другими людьми. Не получится ли так, что, ставя заслон в одном месте, мы спровоцируем их на еще большее проявление агрессии в других местах, отчего пострадает более широкий круг людей?

Это совсем не значит, что с семейным насилием не надо бороться и не надо его осуждать. Оно отвратительно как явление. Но говорить о нем необходимо в контексте общего противодействия насилию, всем его проявлениям в нашем обществе. И здесь у нашей страны должен быть свой путь. Не копирование положений Стамбульской конвенции, в нератификации которой нас продолжают упорно упрекать, не следование западным стандартам. А тот, который будет приемлем для всего населения страны, который будет им принят.

Сегодня большинство насильственных действий и противоправных деяний совершается в состоянии алкогольного и наркотического опьянения. Эта беда является главной причиной разладов и конфликтов в наших семьях. Об истоках такого положения надо говорить отдельно. Но и одними призывами к здоровому образу жизни проблему не решить.

Если мы говорим о профилактике, превенции домашнего насилия, то необходимо вернуться к практике принудительного лечения от этих страшных недугов. Реализация таких мер позволит существенно изменить основы и причины возникновения бытовых конфликтов, снизит общий уровень насилия в обществе. Надо существенно пересмотреть вопрос, связанный с пропагандой насилия. Она захлестывает людей с утра до вечера, становится обыденным явлением, как бы частью нашей жизни. О чем говорить, если согласно проведенным опросам, 41 процент россиян оправдывают убийство сестрами Хачатурян своего отца. Прямой посыл: убивайте, и вам ничего не будет, достиг своей цели.

Но стоит ли оправдывать убийство? Судя по материалам уголовного дела, отец сестер Хачатурян вполне мог уехать в места лишения свободы на срок от 15 до 25 лет. Но был убит родными дочерями. И сегодня из них делают героинь, мол, правильно всё сделали, туда ему и дорога. «Заселить» такой посыл пытаются результатами опроса общественного мнения, который не просто работает на оправдание конкретных убийц, но продолжительное время будет провоцировать других на совершение аналогичных действий.

Таким образом, становится видно, насколько глубокие вопросы затрагиваются в связи с темой домашнего насилия. И формирующийся посыл о том, что женщине можно как для своей защиты, так и для достижения своих целей в семейной жизни, неизбежно рано или поздно приведет к тому, что маятник качнется в другую сторону. Но нужно ли это и сколько к этому времени людей распростятся с жизнью или получат увечья, неизвестно. Я не говорю о распавшихся семьях и поломанных человеческих судьбах.

Нельзя неоправданно заужать тему домашнего насилия, говоря о жертвах, подразумевать только женщин. А дети, а представители старшего поколения. Да и мужья у нас тоже гибнут, к сожалению.

При этом не подумайте, что я против расширения прав женщин. Это нужно, и у нас есть Национальная стратегия действий в интересах женщин на 2017−2022 годы. Там есть раздел «Профилактика и предупреждение социального неблагополучия женщин и насилия в отношении женщин» — путь — мониторинг, формирование моделей профилактики, расширение практики проведения информационно-образовательных мероприятий, развитие материальной базы организаций, оказывающих помощь женщинам, содействие НКО, разработка обучающих программ, разработка мероприятий, направленных на ликвидацию сексуальной эксплуатации женщин. Заметьте, ни слова о необходимости разработки специального закона о профилактике семейно-бытового насилия!

Сегодня положения уголовного законодательства в полной мере охватывают все случаи противоправных деяний, которые могут совершаться в том числе и в отношении близких людей. Самое главное вывести домашнее насилие из латентной, скрытой зоны. И 90 процентов здесь должна сделать профилактика. А законодатели тех российских регионов, которые считают необходимым предусмотреть специальные меры противодействия этому явлению, имеют возможность предложить свои, региональные законодательные акты в указанной сфере. Не пытаясь подвести под одну гребенку всех в этом деликатном и чувствительном для людей вопросе.

Автор: И. Н. Соловьев, д. ю. н., профессор, заслуженный юрист России

https://regnum.ru/news/society/2768526.html

***

Комментарий: Закон «о семейно-бытовом насилии» – психологическое насилие над Россией

При таком законе любая заинтересованная женщина сможет выгнать своего мужа с принадлежащей ему жилплощади.

С июля этого года российское общество убеждали в насущной необходимости срочного принятия закона о профилактике семейно-бытового насилия. В центральной печати, интернет-изданиях, на телевидении вдруг возникли множественные публикации в поддержку закона, крайне эмоционально освещались резонансные преступления. В соцсетях прошел российский вариант флешмоба «Я не хотела умирать» с нарисованными синяками и кровоподтеками. Феминистские НКО требовали принять закон о домашнем насилии под лозунгом «Я (мы) сестры Хачатурян». Информационная кампания сопровождалось взятой с потолка статистикой о якобы очень высоком уровне насилия в российских семьях и рассуждениями нашем склонном к насилию менталитете.

Возникла ситуация, когда общественная истерия вокруг необходимости принятия закона «разгоняется». А прочитать проект закона, который так активно рекламируется, нельзя. Авторы проекта его сознательно не показывают, черновиками законопроекта не делятся, на обсуждения в Общественную палату Российской Федерации (ОП РФ), как их ни звали, — не ходят. И очень понятно, почему разработчики проекта закона как огня боятся общественной дискуссии. Аргументов в пользу принятия закона о профилактике семейно-бытового насилия просто нет.

Это стало ясно как день на парламентских слушаниях «Предупреждение преступлений в сфере семейно-бытовых отношений. Законодательное регулирование», прошедших 21 октября. Их организовали и провели инициаторы принятия закона, которые явно задумывали слушания как еще один этап в продвижении законопроекта к принятию. И полностью провалились! Поэтому видеозапись с этих слушаний организаторами не распространяется. А вот на сайтах организаций, отстаивающих семейные ценности, любительская видеозапись этого парламентского мероприятия есть.

Что мы видим? Уже во фронтальном выступлении представителя кафедры уголовного права Санкт-Петербургского Государственного университета (СПбГУ), которой комитет Госдумы РФ по вопросам семьи, женщин и детей заказал проведение экспертно-аналитического исследования, было заявлено, что эксперты рекомендуют ввести профилактику домашнего насилия только в отношении физического насилия и угроз его применения. Что касается внесения в российское законодательство других видов насилия, принятых в ряде европейских стран: психологического, экономического и так далее, то для этого необходимо отдельное обсуждение. Иными словами, даже ангажированные (в хорошем смысле) эксперты, будучи в здравом уме и твердой памяти, воздержались от рекомендаций вводить в законодательства иные виды «насилий», кроме физического. В своих выводах эксперты предупредили, что при выдаче потерпевшим от домашнего насилия «охранных ордеров» необходимо предусмотреть, чтобы обвиняемый не был лишен жилища!

Более того, отвечая на вопросы из зала, эксперт из СПбГУ заявил, что анализ приговоров по преступлениям, которые можно отнести к домашнему насилию, показывает, что 70% из них были совершены, когда и насильник, и жертва, были в состоянии алкогольного опьянения, а 20% — когда в этом состоянии была жертва или насильник. Иными словами, только 10% проанализированных приговоров по преступлениям, которые можно отнести к домашнему насилию, не связаны с алкоголем.

Ответ эксперта вызвал бурные аплодисменты в зале, так как именно о факторе алкоголя давно говорят в независимой экспертной среде, знакомой с природой насильственных преступлений. То есть факты, представленные исследователями, нанятыми думским комитетом, в руководстве которого находится Оксана Пушкина, — движущая сила законопроекта в Госдуме, говорят о том, что оппоненты закона о домашнем насилии правы: самым эффективным способом борьбы с семейно-бытовым насилием стал бы возврат принудительного лечения от алкоголизма и наркомании.

Разгром законопроекта продолжился через неделю, 30 октября, на общественных слушаниях в Общественной палате Российской Федерации (ОП РФ). Понимая, насколько «междусобойчики» вредят качеству общественной дискуссии, организаторы постарались, чтобы на слушаниях были озвучены разные точки зрения на необходимость принятия в России отдельного закона о домашнем насилии. На слушаниях очень ждали разработчиков закона с аргументированными выступлениями. Но они не пришли.

В их отсутствие участникам слушаний показали отрывок из интервью соавтора законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия, организатора флешмоба «Я не хотела умирать» Алены Поповой. Попова заявила, что в законопроект введены принятые ВОЗ виды насилия: психологическое, экономическое, физическое и сексуальное. Как стало ясно из ее объяснений, психологическое насилие предшествует реальному (физическому) насилию. Задача потенциальной жертвы понять, что к ней применяется психологическое насилие, прийти к полицейскому и попросить его выписать охранный ордер — документ, который запретит потенциальному насильнику преследовать, угрожать и приближаться к возможной будущей жертве и ее близким.

Что тут скажешь? При таком законе любая заинтересованная женщина сможет выгнать своего мужа с принадлежащей ему жилплощади. Вот почему эксперты СПбГУ так беспокоились о том, чтобы обвиняемый не остался на улице. Попова также заявила, что по данным Росстата (!), количество жертв насилия в России составляет 16 млн 450 тыс. в год. Кстати, на парламентских слушаниях 21 октября г-жа Попова задала вопрос экспертам из СПбГУ, учитывали ли они в своем исследовании данные Росстата о 16 миллионах жертв насилия ежегодно? Эксперты честно ответили, что таких данных они у Росстата не нашли.

Свет на происхождение этих 16 миллионов пролила в своем выступлении глава Общероссийской организации защиты семьи «Родительское Всероссийское сопротивление» (РВС) Мария Мамиконян. Выяснилось, что эта цифра взята из опроса, который в 2011 году проводили два ведомства по заказу Фонда народонаселения ООН. Поведенный опрос касался не только физического и сексуального насилия, но и психологического, и даже — вербального!

То есть к реальным жертвам насилия приплюсовали тех женщин, кого, например, обозвали в транспорте или довели до слез на работе, и получили «каждую четвертую женщину — жертву насилия» или 16 миллионов. Остальное — «мелочи»: выдали опрос по поручению ООН 2011 года за данные Росстата 2019 года. Когда аргументов в пользу принятия закона нет, лоббистам приходится выдавать не относящийся к делу опрос 2011 года за актуальные данные Росстата! А что им еще делать? Приводить реальную статистику, из которой понятно, что семья — это самое безопасное для женщин и детей место?

Приглашенная выступить в Общественной палате Оксана Пушкина прислала вместо себя помощницу — Екатерину Барбакадзе. С ней приехала «группа поддержки» — две сотрудницы аппарата комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей, которые отказались выступать, присоединившись к словам Барбакадзе. А та, собственно, всего лишь заверила присутствующих, что законопроект о профилактике домашнего насилия, вносившийся на рассмотрение Госдумы в 2016 году, полностью переработан, но переработанного текста в открытом доступе нет. Помощница депутата включила присутствующим аудиообращение все той же Алены Поповой, которая сообщила, что приглашения на слушания она не получала и призвала присутствующих не обсуждать законопроект, который не читали.

Действительно, окончательный вариант законопроекта не опубликован, и поэтому его невозможно обсуждать. Но конкретный текст — это детали, а принципы «секретного» закона давно известны и были прямо предъявлены в виде записи выступления Алены Поповой. Это принципы, разрабатываемые уже почти 30 лет в комитетах феминисток и оформленные в виде Стамбульской конвенции.

Так что слагаемые этого закона о профилактике семейно-бытового насилия хорошо известны: понятие «домашнего насилия», под которое подпадают все неудобства жизни, охранные ордера, выписываемые без разбирательства, а то и согласия защищаемого, психологические курсы для насильников и кризисные центры для жертв — источники доходов некоммерческих организаций (НКО). Кроме того, в наше время сложно что-нибудь утаить, поэтому многие участники ознакомились с черновиками законопроекта, так что нельзя сказать, что они обсуждали то, что не читали. Журналист Николай Сванидзе снялся в ролике в поддержку принятия закона о домашнем насилии с фразой «В нашей традиции элемент насилия присутствует» (проморолик закона был показан перед началом парламентских слушаний 21 октября).

В отличие от парламента, слушания в Общественной палате начались с вступительного слова зампредседателя Комиссии ОП РФ по безопасности и взаимодействию с общественными наблюдательными комиссиями Владимира Винницкого, который сообщил, что, начиная со Средних веков в России строго подходили к преступлениям против членов семьи. «Хотя Домострой и предполагал физические наказания детей, однако наказания за побои членов семьи были введены уже в Уложении от 1649 года. С 1845 года за семейные побои отправляли на каторгу на 4−6 лет, с 1903 года — на 8 лет. Побои по отношению к старшим членам семьи карались строже», — подчеркнул он. Обращаясь к статистике, Винницкий указал, что число насильственных преступлений в семейно-бытовой сфере, начиная с 2015 года по настоящее время, сократилось почти на четверть.

Вопрос о статистике — краеугольный камень кампании в продвижении закона о домашнем насилии. Лоббисты закона идут на беспрецедентную ложь. Озвучивают «статистику» семейных преступлений на основе анонимных телефонных опросов. С любых трибун, вплоть до самых высоких, говорят о 14 тысячах женщин, ежегодно погибающих от рук своих мужей в России. Тогда как последнее десятилетие этот показатель составляет около 300 человек. В 2018 году, по данным МВД, так было убито 253 женщины. Это очень много, но ведь не 14 тысяч!

Поэтому выступающие в Общественной палате, с одной стороны, приводили много статистических данных, чтобы было ясно, какой в действительности уровень насилия в российских семьях. С другой — говорили о том, кто создает и распространяет под видом статистики ложь. Член ОП РФ, судья в почетной отставке Людмила Виноградова привела подробную статистику насильственных преступлений ГИАЦ МВД за 2015 год, согласно которой случаи «домашнего» насилия в отношении женщин в Российской Федерации составляли 2,2% от числа всех преступлений, совершенных в отношении женщин.

Заместитель руководителя Федеральной службы государственной статистики Марина Сабельникова ответила на обвинения сторонников закона, утверждающих, что статистика домашнего насилия в России ведется кое-как, поэтому ей нельзя доверять. Она заявила, что МВД всегда указывает, против кого совершено преступление: против члена семьи, малолетнего, супруги, супруга, сына, дочери, против беременной и так далее. То есть МВД ведет развернутую статистику, данные которой говорят, что за последние два года преступления против женщин уменьшились в два раза.

Из выступлений участников слушаний стала понятно, что законопроект о профилактике семейно-бытового насилия — это «выдающийся» юридический документ. Выступления его противников шли одно за другим, но аргументы выступающих не повторялись. Уполномоченный по правам ребенка по Владимирской области Геннадий Прохорычев назвал законопроект «размышлениями с Рублевки». Его возмутило положение о срочном предоставлении временного жилья жертвам домашнего насилия. Учитывая, что в регионах некуда переселять погорельцев и расселять людей из аварийного жилья.

Судья Владимирского областного суда Павел Якушев заявил, что закон нарушает пределы невмешательства государства и НКО в дела семьи. Якушев отметил «непримиримый» характер законопроекта. Как оказалось, у закона нулевой примирительный потенциал, все законодательные предложения направлены на обострение существующих противоречий, обострение борьбы полов и поколений.

Глава РВС Мария Мамиконян заявила, что войну полов, которую призван запустить закон о профилактики семейно-бытового насилия, уже можно наблюдать воочию под материалами флешмоба «Я не хотела умирать». Сначала там появились высказывания феминисток в адрес мужчин, которые были настолько отвратительны, что не могли не вызвать и уже вызвали бурную ответную реакцию со стороны мужской аудитории. По мнению Мамиконян, если что-то и способно разрушить институт семьи в короткий срок, то это война полов.

Журналист-исследователь Максим Карев заявил, что ключевые борцы с домашним насилием вышли из среды, которая организовывала «болотные протесты» на стыке 2011−2012 годов. Так, Анна Ривина — директор и основатель проекта «Насилию. нет», стажировалась в литовском лагере «цветных революций», связана с осужденными по «болотному делу» Сергеем Удальцовым и Леонидом Развозжаевым. Алена Попова тесно сотрудничала — вплоть до совместного участия в подготовке оппозиции в летних лагерях — с экс-депутатом Госдумы Ильей Пономаревым, который скрывается на территории Украины и связан с бандеровским лобби.

По данным исследователя, непосредственное участие в разработке законопроекта о семейном насилии и распространении фальшивых данных о «14 тысячах российских женщин, ежегодно гибнущих от рук мужей», принимал кризисный центр «Анна», возглавляемый Мариной Писклаковой-Паркер. С 1997 года центр «Анна» финансировался фондом Форда, который перечислил ему свыше $2 млн. В 2016 году «Анна» была признана иностранным агентом.

Карев показал, что глава «Анны» Марина Писклакова-Паркер тесно вписана в высокостатусные круги США, курирующие российскую борьбу с домашним насилием. В число кураторов входят не только Хилари Клинтон, Мадлен Олбрайт, но и Пола Добрянски — представитель бандеровского лобби в высших эшелонах американской власти. Зная все это, можно только удивляться тому, что при таком «бэкграунде» Писклакова-Паркер является членом Координационного совета Минтруда РФ по гендерным проблемам.

Правозащитник Максим Жиленков, проживший в Германии десять лет, заявил, что российский законопроект о семейно-бытовом насилии не только является братом-близнецом немецкого. Как две капли воды похожи и методы его «продавливания»: принятию закона предшествовала информкампания с распространением ложной статистики, говорящей о якобы зашкаливающем уровне насилия в немецких семьях. Закон действует и разрушает немецкие семьи уже 20 лет, однако количество насильственных преступлений по отношению к женщинам в Германии не снижается.

Правозащитника поддержал профессор кафедры социологии семьи и демографии МГУ Александр Синельников. Он указал, что предлагаемый закон приведет к массированному вмешательству во внутрисемейную жизнь. Семья без положенного ей суверенитета перестает быть семьей, поэтому кризис российской семьи еще более обострится, рождаемость упадет. Синельников обратил внимание, что в «передовых» западных странах, где эти законы работают уже давно, кризис семьи зашел гораздо дальше: половина населения к 50-ти годам по всей Европе ни разу не вступает в брак. Ни мужчины, ни женщины. В Германии среди женщин, которые родились в конце 1960-х годов, 23% ни разу не рожали, каждая четвертая — бездетна. В России эта цифра — 8%, в три раза меньше.

Клинический психолог, эксперт Роскомнадзора Жанна Тачмамедова обратила внимание на то, что и в Европе реальный уровень физического насилия в семьях крайне низок. Этот уровень не оправдывает вторжения в семью государства и НКО, поэтому концепцию насилия потребовалось расширить, включив туда «психологическое» и другие виды насилий. О правовом аспекте понятия «психологического насилия» рассказала криминолог, старший научный сотрудник ВНИИ МВД России Елена Тимошина. Она заявила, что закон о профилактике семейно-бытового насилия нельзя принимать уже из-за того, что понятие «психологическое насилие» крайне субъективно, а это для правового понятия недопустимо. Неопределенная норма права будет и применяться по-разному, в зависимости от субъективного мнения представителей НКО. А это значит, что равенства граждан перед законом не будет.

Тимошина подчеркнула, что семья — это то место, где женщина защищена от преступных посягательств. По статистике ГИАЦ МВД, в 2018 году из 107 450 официально зарегистрированных насильственных преступлениях против женщин только 22,8% были совершены членами семьи (24 478 случаев), из них 13 442 было совершено супругами (12,5%). Тимошина уверена: раз 80% насильственных преступлений совершается вне семьи, то бороться нужно с насилием вообще. И в первую очередь — введением принудительного лечения от алкоголизма для всех, кто совершил насильственные преступления, поскольку каждое третье расследованное преступление против личности совершается в состоянии алкогольного опьянения.

Закон о домашнем насилии — это бизнес-модель для НКО, заявила социолог, общественный деятель Надежда Юшкина. Прочитав текст законопроекта, социолог поняла, что защита жертв насилия будет платной, за исключением тех, кому удастся доказать свой неимущий статус. В поддержку законопроекта фактически высказались несколько человек: Уполномоченная по правам человека Свердловской области, член Совета по правам человека при президенте РФ Татьяна Мерзлякова. Она отметила, что НКО Свердловской области считают, что область домашнего насилия должна быть регламентирована. Поддержала закон и представительница кризисного центра «Сестры» Екатерина Бахренькова. Она сказала, что ее организация, оказывающая помощь жертвам сексуального насилия, считает, что закон о профилактике семейно-бытового насилия необходимо принять, так как эта проблема есть и, чтобы ее решить, ее нужно осознать. По словам Бахреньковой, общество готово к принятию этого закона, более того — он запоздал, так как пора уже принимать более передовые законы, касающиеся насилия против женщин вообще. Центр «Сестры» создавали те же люди, что и центр «Анна», их сотрудники проходили совместные стажировки в США, так что какого-либо другого мнения от представительницы «Сестер» ожидать было сложно.

Законопроект о профилактике семейно-бытового насилия будет внесен на рассмотрение Государственной думы до конца текущего года. Видимо, авторы законопроекта надеются, что депутаты примут его в предновогодней спешке. А это значит, что главное сражение за суверенитет российских семей и страны еще впереди.

Автор: Светлана Моисеева

https://regnum.ru/news/society/2777954.html

Статья из архива exrus.eu за 2000-2022 г.г.


Заверенные переводы документов по 20 евро за штуку. Neue Zeiten e.V., Tel. +49 171 2849825 (он же Viber + WhatsApp)

Вы специалист в какой-то теме? Тогда регистрируйтесь бесплатно в каталоге знатоков bla-bla.online! Попробуйте монетизировать свои знания и умения!

Что происходит рядом с вами в ближайшие дни и часы? Выбирайте на карте iXYT любой город и путешествуйте от события к событию. Там же – продажа билетов!

Оставить комментарий

Я даю свое согласие на обработку персональных данных, с условиями обработки персональных данных ознакомлен. Политика конфиденциальности.
Снимите эту галочку, если вы не робот!